Гнездышко

Автор: Кирилл Мосолов

Ординаторская. Самое важное место в любом отделении. Будь то оперблок краевой больницы или родильное городского роддома. На сей раз занесла нас лихая судьбина аспирантов в «докторскую» хирургического отделения энской ЦРБ. Я и Коля (мой напарник) вежливо стучим в дверь и, не дожидаясь ответа, заходим. 

Здесь три рабочих стола, заваленный помятыми историями, рукомойник с одним крантиком, видавший виды шкафик и, наконец, продавленный раздвижной диван. На нем, удобно расположившись сидел доктор лет сорока и что-то быстро писал, разложив бумаги на коленях. На наше появление он отреагировал быстро, но глаз не поднял:

Что-то хотели, ребята?

— Вы нас звали — мы пришли! — сострил мой товарищ.

— О, наконец-то! Коля привет, старина!

И они обнялись. Тут же доктор протянул мне руку и, улыбаясь, представился:

— Олег, будем знакомы, можно без отчества

Я пожал его крепкую руку. Мой новый знакомый был русским корейцем.

— Вы тут пока располагайтесь, а я схожу остальных потороплю. Они на операции, но, наверное, уже закончили…

Коля начал рассказывать о том, как он здесь в течение пяти лет из стерильного студентика превращался в настоящего врача. Но я его практически не слушал, стараясь осознать, где ж я очутился. Сама больничка располагалась в двух корпусах бывшего интерната. Палату интенсивной терапии поместили в спортзале. Поначалу это меня даже развеселило. Ну еще бы, согласитесь, комично смотрятся несколько функциональных кроватей с пациентами на ИВЛ или вытяжении в разных концах размеченного баскетбольного поля. Мои веселые раздумья прервал Олег, запуская в ординаторскую своих коллег:

— Ну, знакомьтесь!

Начался ритуал рукопожатий. Следующим за уже знакомым нам Олегом был заведующий отделением реанимации Борис и два его доктора. Тот, то что постарше — Валера — сутуловатый добряк с внешностью и голосом Буркова, и Алексей, паренек примерно моих лет.

— Владик дали? — вдруг спросил Валера. Это он про телефонную связь с отделением новорожденных детской горбольницы.

— Да у нас тут «клиентик» маленький, все в город хотим переправить. Олег, расскажи докторам, пока я тут переговорю.

— Неделю назад — начал Олег — поступает беременная, 28 недель, воды отошли, преждевременные роды. Я ее на кресле в малой операционной осмотреть хотел. Еле успел плодик поймать. Она ещё и кровонула, хорошо так кровонула, где-то на литр кровопотеря. Пока я ею занимался, Валерка, оказывается, ляльку реанимировал. Держит его, он — тепленький, пищит тихонечко, зажим на пуповине покачивается, завернул в стерильную пеленку… куда его положить-то?

— Днем это было,— перебил его Борис — слышу Валеркин голос из реанимации. Громко он матерится, а ещё доктор называется! Прибегаю — вижу картину — Олег с мамкой возится,

Валерка мечется с дитем: «Кювез давай!!!!!!!! Кювез!!». А нам как раз кювез-инкубатор медтехник из ремонта закинул. Ну я его врубил, температуру выставил, шланги, кислород, стерильный комплект, слава богу, под рукой оказался. И пацаненка туда.

— Коля, давай к главврачу, пусть он вас поселит в гостинице, а то обед скоро — посоветовал Олег и продолжал:

— Представляешь — он живой и живет уже неделю! Борька сразу на телефон, названивать во Владивосток. И что? Да ничего, родился, говорят, меньше килограмма, выхаживанию не подлежит!

— Формально они то правы,— продолжил Борис — но, мы ведь с Валерой его выходили, и решили, что жизни этого ребетеночка не дадим угаснуть. Да знаю я все, сурфактант, респираторный дистресс-синдром, глубокая недоношенность, экстремальная низкая масса тела. В тот же день книжками по неонатологии обложился, однокурсникам звонил, советовался. Я же не педиатр! Но ты знаешь, я им наверное стал. Давай, переоденься, пойдем покажу.

Мы вошли в спортзал, я проследовал за Борей в дальний его угол, которых был отгорожен старенькой ширмой. Возле кювеза хлопотала медсестра, видимо меняла пеленки через специальные отверстия. То, что я увидел, растрогало меня и умилило. Младенчик лежал на спине, слегка шевеля губками (хоботковый рефлекс, однако), глазки были закрыты. На нем была маленькая шапочка (сохранять тепло), невероятных размеров подгузник, носочки и совсем кукольные варежки. Можно было подумать, что с лялькой все здорово, если бы не крохотные его размеры и несоизмеримо гигантский катетер подключички, через который заботливый доктор вводил ему живительный дексаметазон.

— Лешка ему из поролона гнездышко сделал,— прервал мои раздумья Борис — клеенкой обмотал, пеленочки мягкие где-то раздобыл, это ему однокурсница посоветовала — неонатолог, чтоб лежа в удобной позе, шейку не искривлял и ручки-ножки были в полусогнутом состоянии. Так что все по науке.

Две недели трое взрослых мужиков-анестезиологов по очереди круглосуточно выхаживали недоношенного младенца. Шансы у парня выжить были столь малы, что местные тётушки-педиатры лишь скептически покачивали седыми головами и бормотали: «Безнадежно, зря это всё……». Слабенький и поначалу чуть живой, незрелый и очень крохотный мальчик на фоне адекватного ухода и полноценно проводимой терапии стал набираться жизненных сил. Его молодую мамочку поселили здесь же, в кабинете заведующего. Все эти две недели просидела она рядом с кювезом на стуле, разговаривала с сыном, тихо пела колыбельные, а когда никто не слышал, шептала молитвы.

И не зря. Валерка все-таки убедил прислать борт за младенцем. Через неделю наш спортзал заполнился прилетевшими врачами. Я прибежал из родзала и принимал участие в разгоревшемся консилиуме. Маститые неонатологи высоко оценили действия своих сельских коллег. Буквально через час мальчика с мамой по санавиации доставили во Владивосток, где были продолжены те мероприятия, о начале которых две недели назад доктор Бессонов громко известил всю больницу несколькими ненормативными фразами.

Через два месяца мама и маленький Валерик вернулись в свое родное село.

  • 26.02.2009

Поделиться с друзьями