КОЛОТОВКАПоследний километр шли пешком по непролазной грязи: дорога не для машины. Зато ее скрашивала неожиданная попутчица Лариса, когда-то жившая в Колотовке. И решившая навестить родную деревушку, которая и во времена автора "Певцов" не процветала: "Небольшое сельцо Колотовка... лежит на скате голого холма, сверху донизу рассеченного страшным оврагом, который, зияя как бездна, вьется, разрытый и размытый, по самой середине улицы..." Спустились и мы в овраг мимо разрушенных каменных построек. "В этом сарайчике когда-то держали единственную в деревне корову. Нас, детей, поили ее молоком", - воскликнула Лариса.
Сквозь густой бурьян угадывалась старая заброшенная дорога. Вот здесь, на краю оврага, и стоял кабак, где соревновались певуны: "Не одна во поле дороженька пролегала", - пел он, и всем нам сладко становилось и жутко. Яковом, видимо, овладевало упоение: он уже не робел, он отдавался весь своему счастью; голос его не трепетал более - он дрожал, но той едва заметной внутренней дрожью страсти, которая стрелой вонзается в душу слушателя, и беспрестанно крепчал, твердел и расширялся. Он пел, и от каждого звука его голоса веяло чем-то родным и необозримо широким, словно знакомая степь раскрывалась перед вами, уходя в бесконечную даль. У меня, я чувствовал, закипали на сердце и поднимались к глазам слезы; глухие, сдержанные рыданья внезапно поразили меня. Я оглянулся - жена целовальника плакала, припав грудью к окну..."
Нам показалось: голос певца доносится до нас из-под крон все тех же тургеневских деревьев...
Здесь стояла изба тургеневского Хоря.