До дому было уже недалеко. Кира неторопливо шла по аллее, прихотливо петлявшей между деревьями, когда, срезая угол, прямо по газону прошагал какой-то молодой парень и выскочил на дорожку, перемахнув колючий шиповник.

Вообще говоря, надо было видеть, как он перемахнул. Ни тебе каких «перекидных» и прочей фигни, которую ставят в зачёт на физкультуре. Кира как раз смотрела в нужную сторону – ей показалось, будто парень просто подогнул коленки, проплыл в воздухе над кустами и как ни в чём не бывало снова встал на ноги. И пошёл себе мимо Киры куда-то по своим личным, ничуть ее не касавшимся делам.

Он был моложе её годика этак на четыре. Или даже на пять. И меньше ростом сантиметра на три. И вдобавок ещё и худ, как ремень. Здоровая такая худоба жилистого спортсмена.

Ну то есть парень как парень, ничего особенно выдающегося, но почему-то Кира вдруг вспомнила давешнего Интеллигента. Наверное, оттого, что этот экземпляр был ему полной противоположностью. Во всяком случае, размышлял он уж точно ни о каких не о формулах, а скорее о метрах, секундах или забитых голах. Это же видно, что у кого на лице написано… (Кира немедленно вспомнила, как год назад посещала Нину в больнице и обратила внимание на одну её соседку по палате, по всем манерам и ухваткам – вузовскую преподавательницу. «Вы кем работаете, если не секрет?» – спросила она. Женщина, отмахнувшись, засмеялась: «Миленькая, да кем же я с моими двумя классами работать могу…»)

Кира невольно проводила парня глазами. Интересно, а как другие люди знакомятся, ни к селу ни к городу вдруг подумалось ей. Большинство её подруг добывали себе женихов, проявляя недюжинную инициативу. Вот прямо так подходили и..?

Давным-давно, когда Кира была маленькой девочкой, она училась звонить по телефону и делала это следующим образом: для начала набирала номер не снимая трубки, чтобы справиться с волнением и «потренироваться», а потом – уже по-настоящему. В любом деле надо потренироваться, сказала она себе. С этим малым мне уж точно ничего не отсвечивает, – Господи, вот смех-то, только представить… – но хоть представить… Попробовать заранее примериться к состоянию, когда я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО подойду к кому-нибудь и…

Она ужаснулась собственным мыслям и обозвала себя дурой. И поняла, что нипочём не повернётся и не пойдёт следом за парнем, уже исчезавшим за поворотом аллеи. С которым ей совершенно, точно ничего не отсвечивает. Который даже никогда не узнает, о чём думала летним вечером одна такая толстая некрасивая идиотка, тоже, видите ли, размечтавшаяся о любви и семье…

Она повернулась и сделала шаг, а потом и другой. Ей было смешно, обидно и грустно. Естественно, она не только не заговорит с ним, но даже и близко не подойдёт. Его клетчатая рубашка легко мелькала впереди, в неровных пятнах тёплого вечернего света, пробивавшегося сквозь листву. Он шёл быстро, и Кира подумала, что скорее всего безнадёжно отстанет и совсем потеряет его из виду. Как в школе на стометровках, когда она тоже всегда от всех отставала. Привычная безнадёжность больно уколола её. Парень тут же приостановился поправить шнурок импортной кроссовки, и она поняла, что это судьба. Потом он выпрямился и зашагал дальше. Он не оглядывался. А что ему оглядываться. Опять мимо пруда, через аллею Героев, в дальнем конце которой не так давно замаячил большой красивый спорткомплекс… мимо львов, прижавших лапами каменные мячи… Обратная дорога показалась Кире несправедливо короткой. Что-то неосязаемо ускользало между пальцами, уходя в пучину Несбывшегося. Ещё несколько минут, и растает, и скроется в людском потоке уже навсегда. Кира знала, что не станет плакать в подушку. Будет немного тоскливо, а потом и это пройдёт. Других дел у неё нет, чтобы о мужиках только переживать?

Возле метро парень купил у горластой тётки жареный пирожок из большой алюминиевой кастрюли. В народе такие пирожки называли «канцерогенничками» и, видимо, по заслугам. Парень надкусил пирожок, но есть не стал. Сел на корточки и принялся крошить голубям.

У Киры гулко бухнуло сердце. Она поняла: если прямо сейчас не прикинется самой обычной незаинтересованной прохожей и не заговорит с ним на какую-нибудь отвлечённую тему, – она до гробовой доски не наберётся смелости и не заговорит больше никогда и ни с кем. В том числе и с тем единственным, кто мог бы стать ей по-настоящему близким. С кем В САМОМ ДЕЛЕ захочется познакомиться. Ей рассказывали, как учатся делать укол в вену: если не хватит духу с первого раза, значит, пиши пропало, не получится уже никогда… Кира остановилась поблизости. Доверчивые голуби стайкой копошились у его ног. Самый нахальный клевал пирожок из руки, взлетев на запястье.

– Простите, молодой человек… – в очередной раз ужаснувшись, услышала Кира свой собственный голос. – Я вот смотрю… Скажите, это ваш знакомый голубь? Или просто так?..

Парень поднял голову и охотно ответил:

– Да нет, просто так.

Голос у него оказался гораздо более низким и взрослым, чем она ожидала. А волосы – пепельно-русыми и очень густыми. Он разломал пирожок и бросил его голубям. Неторопливо отряхнул руки и встал. И внезапно сделал два быстрых шага, оказавшись совсем рядом с ней.

– Послушайте, девушка… А что это вы от самой Кузнецовской за мной, как хвостик, идёте? Неужели понравился?

Кира так и задохнулась от ужаса и неожиданности. А потом, разом перестав что-либо видеть перед собой, рванулась от него прочь. Но не тут-то было. Он протянул руку, ещё пахнувшую жареным маслом, и легонько придержал её за плечо. И в мире что-то случилось, потому что сквозь всё своё отчаяние и жгучий позор Кира одновременно осознала три важные вещи. Во-первых, ручки у него были… цельнометаллические. Во-вторых, вздумай она вырываться и убегать, он совершенно точно отпустит её и не станет удерживать. И третье, самое главное. Если она действительно вырвется и удерёт, она никогда в дальнейшем себе этого не простит.

Вот как много может сказать одно простое прикосновение. Кира оглянулась и увидела серые глаза, смотревшие на неё, между прочим, без малейшей насмешки.

И тут она разревелась. Сработало старое, как мир, женское защитное средство. Она разревелась и едва не потеряла очки, пытаясь утереть глаза и одновременно разыскивая платочек. Слезы вообще мало кого украшают; Кира выронила сумку и с болезненной остротой ощутила, как расплываются по лицу красные пятна, захватывая губы и нос, как пухнут веки, как…

Наверное, люди на неё оглядывались. И поделом.

То, что парень уже ведёт её к лавочке, слегка обнимая за плечо и неся в другой руке сумку, пролетело как-то стороной, мимо края сознания.

– Ну? Это кто тут сырость разводит?.. – приговаривал он вполне доброжелательно и даже с юмором (или ей так показалось). – Всё ж в порядке, чего плакать-то? Ну прямо слова не спроси, вот так хлоп сразу и в слезы!..

Сначала Кира только мучительно икала в ответ, но потом её как прорвало – принялась что-то говорить, безудержно, непонятно, перескакивая с пятого на десятое. Она никогда впоследствии не могла толком припомнить, что именно. Только общий ужас происходившего.

Парень опустился перед нею на корточки и взял за руку, заставив отнять одну ладонь от лица. Она снова увидела серые внимательные глаза. Он вдруг огорошил её вопросом:

– Мороженого хотите?

Кира перестала истерически всхлипывать и недоумённо моргнула, и он констатировал:

– Хотите. Вы посидите пока, глазки утрите, а я сейчас принесу.

И с тем удалился.

В ларьке у метро вроде бы действительно торговали её любимыми брикетами по девятнадцать копеек. Однако и очередь к вечеру довольно жаркого дня выстроилась, что называется, скрипичными ключами. Минут на тридцать пять самое меньшее. Кира поняла, что парень нашёл повод слинять без дальнейших скандалов. С одной стороны, это было вроде и хорошо, ибо её позор хотя бы не получал продолжения. С другой стороны…

Она подхватилась с лавочки и почти бегом кинулась прочь, опять обронив сумку и уже на ходу неожиданно трезво осознавая, в какую потрясающе глупую (это в лучшем случае) историю чуть не влипла по собственной неописуемой дурости. Она успела сделать два или даже три шага, когда сзади послышалось:

– Э, вы куда? А мороженое? Мне вторым что, кишки себе застудить?..

Любитель кормить голубей догнал её и пошёл рядом, протягивая заиндевелый брикетик. Каким образом он умудрился обаять длинную раздражённую очередь, осталось в потёмках истории, но факт был налицо. Кира с содроганием ожидала, что парень вот сейчас снова задаст свой страшный вопрос, но он, будто почувствовав, принялся ненавязчиво болтать о каких-то не относившихся к делу пустяках. О друзьях, которых Кира никогда не знала да и знать не хотела, о поездке с экспедицией в Среднюю Азию, о никому не ведомом Саньке и о Гиссарском хребте в синей дымке над холмами в разноцветных тюльпанах:

– …Представляете? Один склон весь сплошь жёлтый, другой – красный, третий – лиловый…